Просак

Едет, значит, Иван-царевич по лесу, видит — поляна огроменная. А на той поляне Змей-Горыныч, аспид окаянный, бесчинствует — буреломом лес засирает, огнём плюётся, что твоя печь доменная, того и гляди — МЧС накликает. «Ладно, — думает царевич пришпоривая коня, — вот я тебя щас тут и похороню, змеюка подколодная!» Но не тут-то было, Змей-Горыныч начал в его сторону то пламенем пыхать, то ещё какой-то дрянью плеваться. А потом вдруг заорал рыком нечеловеческим да так пронзительно, что земля дыбом встала, а конь в траве высокой схоронился и уши копытами закрывает.
«Ого, — думает царевич и целует свой меч, — выручай, братуха! Ну, понеслось говно по трубам!» Страшно-то страшно, да так хочется царевну того…, ну, спасти, что прямо невмоготу становится. Вот Иван и бросился в самое пекло, только и успел крикнуть: «Ща я те по сусалам-то…», — глядь, а меча-то словно и не было. Царевич не промах оказался — быстрее птицы летучей, проворней гада ползучего — шнырк — и уже из лесу на пару с конём выглядывает. Вот тут чудо и случилось — икнул Змей-Горыныч, вскричал истошно и завалился на бок.
Возрадовался тогда добрый молодец и помчался в замок змеев, чтоб царевну поскорее, без единой задержки и промедления вы…, как его, ну, вызволить то есть.
Змей же так и остался протухать на той поляне. Не подумавши сглотнул он меч, а тот попал в аппендикс. А Змей-Горыныч, значит, соответственно — в просак. Вот она, воля случая! А Баба-Яга ещё лет триста сокрушалась: «Надо ж было змеюшке так ужраться на Кащеевых похоронах! Меч, железяку чёртову, за закуску принял! Да, судьба видать такая...»